Однако сегодня, говоря о «компромиссе», люди, как правило, имеют в виду не законные взаимные уступки или торговое соглашение, а именно предательство принципов одной из сторон – одностороннее подчинение любым беспочвенным, иррациональным претензиям. Корни этой доктрины лежат в учении этического субъективизма, согласно которому чье-то желание или прихоть – это элементарная частица морали; каждому человеку дано право высказывать любые желания и добиваться их осуществления; все желания обладают одинаковой моральной ценностью; и единственный вариант сосуществования людей друг с другом – это политика полного соглашательства и «компромисса» всех со всеми. Нетрудно разобраться, кто от такой доктрины выигрывает, а кто – проигрывает.

Аморальность этого учения – и причина, по которой термин «компромисс» приобрел в современной обиходной речи значение акта морального предательства, – кроются в том факте, что оно требует принятия всеми людьми этического субъективизма как основного принципа, главенствующего над всеми прочими принципами человеческих взаимоотношений.

Вопрос «Разве возможна жизнь без компромиссов?» обычно задается теми, кто не в состоянии провести границу между основным принципом и каким-то конкретным отдельным желанием. Когда человек соглашается на более низкую должность, чем та, на которую он рассчитывал, – это не «компромисс». Когда наниматель указывает вам, как выполнять работу, для которой вас наняли как специалиста, и вы подчиняетесь ему – это не «компромисс». Остаться без пирожного потому, что его съел кто-то другой, – это не «компромисс».

Надежность и порядочность складываются не из верности личным субъективным прихотям, а из верности принципам разума. «Компромисс» – это вмешательство не в чей-то комфорт, а в чьи-то убеждения. «Компромисс» заключается в осуществлении действий, которые не просто могут кому-то не нравиться, а являются для кого-то однозначным злом. Сопровождать жену или мужа на концерт, когда вас совершенно не интересует музыка, – это не «компромисс»; а вот подчинение его или ее иррациональным требованиям ради общественных условностей, мнимого религиозного рвения или демонстрации благородства по отношению к провинциальным родственникам – да. Трудиться на работодателя, с которым вы не сходитесь во мнениях, – не «компромисс»; а притворное согласие с ним – да. Согласиться с редакторской правкой рукописи, если вы видите разумную ценность замечаний редактора, – не «компромисс»; внести исправления ради того, чтобы доставить редактору или «публике» удовольствие, вопреки своим собственным суждениям и стандартам, – да.

Во всех подобных случаях оправдание предлагается одно и то же: «компромисс» – состояние временное, и утраченные цельность и надежность обязательно восстановятся – в каком-нибудь неуказанном будущем. Но нельзя исправить иррациональное поведение супруга, поддаваясь ему и провоцируя его дальнейшее развитие. Нельзя добиться победы своих идей, помогая продвигать идеи противника. Нельзя, «став богатым и знаменитым», предложить настоящий литературный шедевр поклонникам, которых приобрел, производя бульварное чтиво. Если человеку трудно сохранять верность своим убеждениям с самого начала, дальнейшая череда измен – которые лишь увеличивают силу врага, сразиться с которым у него не хватает отваги, – никак не облегчит задачу впоследствии, а наоборот, сделает ее практически невыполнимой.

В сфере морали не может быть никаких компромиссов. «В любом компромиссе между едой и ядом выиграть может только смерть. В любом компромиссе между добром и злом только зло может получить выгоду» [14] . Когда вам в следующий раз захочется спросить: «А разве возможна жизнь без компромиссов?» – переведите этот вопрос на язык его реального значения: «Разве возможно жить, отказавшись от правды и добра и подчинившись лжи и злу?» Тут-то вы наверняка ответите, что такая жизнь недопустима, – если, конечно, вы хотите получить от нее что-то, кроме растянутой на годы пытки саморазрушения.

8. Как можно вести рациональную жизнь в иррациональном обществе?

^{Айн Рэнд}

Я сведу свой ответ на этот вопрос к одному фундаментальному аспекту. Я назову всего один принцип, противоположный очень популярной в наши дни идее, которая ответственна за распространение зла в мире. Вот этот принцип: Человек должен постоянно выносить моральные суждения.

Ничто так не искажает и не разрушает культуру и человеческий характер, как концепция морального агностицизма – идея о том, что никто не должен выносить другим моральный приговор, что человек должен быть морально толерантным ко всему, и что добро заключается в неразделении добра и зла.

Вполне очевидно, кому выгодна такая концепция, и кто страдает от ее применения. Если вы в равной мере воздерживаетесь как от похвалы людским добродетелям, так и от обличения людских грехов, это не является свидетельством справедливости. Ваше безразличное отношение фактически демонстрирует, что ни добру, ни злу от вас ждать нечего; и кого вы в таком случае предаете и кого поощряете?

Однако выносить моральные суждения – это огромная ответственность. Чтобы судить, нужно обладать безупречным характером; не нужно быть всеведущим или непогрешимым, нужна незапятнанная чистота помыслов, то есть полное исключение возможности даже малейшей уступки сознательному, целенаправленному злу. Судья, вынося приговор, например, по уголовному делу, может допустить ошибку, если представленные суду доказательства будут спорными, но он не может игнорировать имеющиеся доказательства, принимать взятки или допускать влияния на свое решение любых личных чувств, эмоций, желаний или страхов. Точно так же и любой разумный человек должен сохранять прямой и объективный порядок принятия решений и вынесения приговоров в «зале суда» собственного разума, где ответственность еще выше, чем в публичном процессе, потому что здесь только сам судья знает, не допускает ли он предвзятости в суждениях.

Тем не менее для суждений отдельной личности все же существует апелляционная инстанция: это объективная реальность. Судья сам привлекает себя к ответственности всякий раз, когда объявляет вердикт. Лишь в сегодняшнем мире цинизма, индивидуализма и хулиганства люди могут воображать, что они вольны выносить любые иррациональные суждения и при этом не нести за них никакой ответственности. Но на самом деле человек судится самим суждением, которое он выносит. Вещи, которые он осуждает или одобряет, существуют в объективной реальности и открыты для независимой оценки других людей. Осуждая или одобряя, человек демонстрирует собственные нравственные качества и стандарты. Если он осуждает Америку и одобряет Советскую Россию – или же нападает на бизнесменов и защищает малолетних правонарушителей – или же поносит прекрасное произведение искусства и восхищается низкопробным мусором, – во всем этом раскрывается его собственная духовная сущность.

Именно страх перед такой ответственностью толкает большинство людей к принятию позиции огульного морального нейтралитета. Этот страх лучше всего выражается формулой: «Не судите, да не судимы будете». Но эта формула фактически представляет собой отказ от моральной ответственности: это моральный карт-бланш, который индивидуум предоставляет окружающим, рассчитывая на то, что и ему с их стороны будет предоставлен такой же.

Каждый человек, хочет он того или нет, обязательно должен принимать решения и делать выбор; если человек делает выбор, он так или иначе оперирует моральными ценностями; если в игре задействованы моральные ценности, моральный нейтралитет никак не возможен. Воздерживаясь от осуждения палача, человек становится соучастником пыток и убийств его жертв.

Моральный принцип, подходящий для данного случая, можно сформулировать так: «Судите, и будьте готовы быть судимыми».